Неточные совпадения
Он еще долго сидел так над ним, всё ожидая
конца. Но
конец не приходил. Дверь отворилась, и показалась Кити. Левин
встал, чтоб остановить ее. Но
в то время, как он
вставал, он услыхал движение мертвеца.
Это было уже давно решено: «Бросить все
в канаву, и
концы в воду, и дело с
концом». Так порешил он еще ночью,
в бреду,
в те мгновения, когда, он помнил это, несколько раз порывался
встать и идти: «Поскорей, поскорей, и все выбросить». Но выбросить оказалось очень трудно.
Минуты две продолжалось молчание. Он сидел потупившись и смотрел
в землю; Дунечка стояла на другом
конце стола и с мучением смотрела на него. Вдруг он
встал...
Перед
концом обеда он
встал и, взяв бокал
в руки, обратился к Павлу Петровичу.
Пред ним
встала картина, напомнившая заседание масонов
в скучном романе Писемского: посреди большой комнаты, вокруг овального стола под опаловым шаром лампы сидело человек восемь;
в конце стола — патрон, рядом с ним — белогрудый, накрахмаленный Прейс, а по другую сторону — Кутузов
в тужурке инженера путей сообщения.
— Вот я согласен, — ответил
в конце стола человек маленького роста, он
встал, чтоб его видно было; Самгину издали он показался подростком, но от его ушей к подбородку опускались не густо прямые волосы бороды, на подбородке она была плотной и,
в сумраке, казалась тоже синеватой.
А через несколько дней, ночью,
встав с постели, чтоб закрыть окно, Клим увидал, что учитель и мать идут по дорожке сада; мама отмахивается от комаров
концом голубого шарфа, учитель, встряхивая медными волосами, курит. Свет луны был так маслянисто густ, что даже дым папиросы окрашивался
в золотистый тон. Клим хотел крикнуть...
Пушки стреляли не часто, не торопясь и, должно быть,
в разных
концах города. Паузы между выстрелами были тягостнее самих выстрелов, и хотелось, чтоб стреляли чаще, непрерывней, не мучили бы людей, которые ждут
конца. Самгин, уставая, садился к столу, пил чай, неприятно теплый, ходил по комнате, потом снова
вставал на дежурство у окна. Как-то вдруг
в комнату точно с потолка упала Любаша Сомова, и тревожно, возмущенно зазвучал ее голос, посыпались путаные слова...
Вот что спрошу: справедливо ли, отец великий, то, что
в Четьи-Минеи повествуется где-то о каком-то святом чудотворце, которого мучили за веру, и когда отрубили ему под
конец голову, то он
встал, поднял свою голову и «любезно ее лобызаше», и долго шел, неся ее
в руках, и «любезно ее лобызаше».
Когда намеченный маршрут близится к
концу, то всегда торопишься: хочется скорее закончить путь.
В сущности, дойдя до моря, мы ничего не выигрывали. От устья Кумуху мы опять пойдем по какой-нибудь реке
в горы; так же будем устраивать биваки, ставить палатки и таскать дрова на ночь; но все же
в конце намеченного маршрута всегда есть что-то особенно привлекательное. Поэтому все рано легли спать, чтобы пораньше
встать.
С давнего времени это был первый случай, когда Лопухов не знал, что ему делать. Нудить жалко, испортишь все веселое свиданье неловким
концом. Он осторожно
встал, пошел по комнате, не попадется ли книга. Книга попалась — «Chronique de L'Oeil de Boeuf» — вещь, перед которою «Фоблаз» вял; он уселся на диван
в другом
конце комнаты, стал читать и через четверть часа сам заснул от скуки.
Как только
встал он поутру, тотчас обратился к гадательной книге,
в конце которой один добродетельный книгопродавец, по своей редкой доброте и бескорыстию, поместил сокращенный снотолкователь. Но там совершенно не было ничего, даже хотя немного похожего на такой бессвязный сон.
Великое чудо, которого ждет человек и с ним весь мир, — когда все наши мертвецы
встанут из гробов и оживут, совершится лишь
в конце истории, к нему все мы должны готовиться.
История лишь
в том случае имеет смысл, если будет
конец истории, если будет
в конце воскресение, если
встанут мертвецы с кладбища мировой истории и постигнут всем существом своим, почему они истлели, почему страдали
в жизни и чего заслужили для вечности, если весь хронологический ряд истории вытянется
в одну линию и для всего найдется окончательное место.
Когда же тетерев вытянул шею,
встал на ноги, беспрестанно повертывает голову направо и налево или, делая боковые шаги к тонкому
концу сучка, потихоньку кудахчет, как курица, то охотник должен стрелять немедленно, если подъехал уже
в меру: тетерев сбирается
в путь; он вдруг присядет и слетит.
— Довольно! Вы меня поняли, и я спокоен, — заключил он вдруг
вставая, — сердце, как ваше, не может не понять страждущего. Князь, вы благородны, как идеал! Что пред вами другие? Но вы молоды, и я благословляю вас.
В конце концов я пришел вас просить назначить мне час для важного разговора, и вот
в чем главнейшая надежда моя. Я ищу одной дружбы и сердца, князь; я никогда не мог сладить с требованиями моего сердца.
Здесь был только зоологический Розанов, а был еще где-то другой, бесплотный Розанов, который летал то около детской кроватки с голубым ситцевым занавесом, то около постели, на которой спала женщина с расходящимися бровями, дерзостью и эгоизмом на недурном, но искаженном злостью лице, то бродил по необъятной пустыне, ловя какой-то неясный женский образ, возле которого ему хотелось упасть, зарыдать, выплакать свое горе и,
вставши по одному слову на ноги, начать наново жизнь сознательную, с бестрепетным
концом в пятом акте драмы.
… Прошло две недели; Нелли выздоравливала. Горячки с ней не было, но была она сильно больна. Она
встала с постели уже
в конце апреля,
в светлый, ясный день. Была страстная неделя.
В тоне голоса Лукьяныча слышалось обольщение. Меня самого так и подмывало, так и рвалось с языка:"А что, брат, коли-ежели"и т. д. Но, вспомнив, что если однажды я
встану на почву разговора по душе, то все мои намерения и предположения относительно «
конца» разлетятся, как дым, — я промолчал.
Ижбурдин. А кто его знает! мы об таком деле разве думали? Мы вот видим только, что наше дело к
концу приходит, а как оно там напредки выдет — все это
в руце божией… Наше теперича дело об том только думать, как бы самим-то нам
в мире прожить, беспечальну пробыть. (
Встает.) Одначе, мы с вашим благородием тутотка забавляемся, а нас, чай, и бабы давно поди ждут… Прощенья просим.
Мальчик без штанов. У нас, брат, без правила ни на шаг. Скучно тебе — правило; весело — опять правило. Сел — правило,
встал — правило. Задуматься, слово молвить — нельзя без правила. У нас, брат, даже прыщик и тот должен почесаться прежде, нежели вскочит. И
в конце всякого правила или поронцы, или
в холодную. Вот и я без штанов, по правилу,хожу. А тебе
в штанах небось лучше?
Оказалось, что портреты снимает удивительно: рисунок правильный, освещение эффектное, характерные черты лица схвачены с неподражаемой меткостью, но ни
конца, ни отделки, особенно
в аксессуарах, никакой; и это бы еще ничего, но хуже всего, что, рисуя с вас портрет, он делался каким-то тираном вашим: сеансы продолжал часов по семи, и — горе вам, если вы вздумаете
встать и выйти: бросит кисть, убежит и ни за какие деньги не станет продолжать работы.
Проговоря это, Белавин взглянул значительно на Калиновича.
В продолжение всего действия, когда, после сильных криков трагика, раздавались аплодисменты, оба они или делали гримасы, или потупляли глаза. С
концом акта занавес упал. Белавин, видимо утомленный скукою,
встал и взял себя за голову.
Он увидал свою маленькую комнатку с земляным неровным полом и кривыми окнами, залепленными бумагой, свою старую кровать с прибитым над ней ковром, на котором изображена была амазонка, и висели два тульские пистолета, грязную, с ситцевым одеялом постель юнкера, который жил с ним; увидал своего Никиту, который с взбудораженными, сальными волосами, почесываясь,
встал с полу; увидал свою старую шинель, личные сапоги и узелок, из которого торчали
конец мыльного сыра и горлышко портерной бутылки с водкой, приготовленные для него на бастьон, и с чувством, похожим на ужас, он вдруг вспомнил, что ему нынче на целую ночь итти с ротой
в ложементы.
Между тем к
концу дня
в душе его поднялась целая буря и… и, кажется, могу сказать утвердительно, был такой момент
в сумерки, что он хотел
встать, пойти и — объявить всё.
Прежде всего упомяну, что
в последние две-три минуты Лизаветой Николаевной овладело какое-то новое движение; она быстро шепталась о чем-то с мама и с наклонившимся к ней Маврикием Николаевичем. Лицо ее было тревожно, но
в то же время выражало решимость. Наконец
встала с места, видимо торопясь уехать и торопя мама, которую начал приподымать с кресел Маврикий Николаевич. Но, видно, не суждено им было уехать, не досмотрев всего до
конца.
Он налил рюмку,
встал и с некоторою торжественностью перешел через комнату
в другой угол, где поместилась его спутница на мешке, чернобровая бабенка, так надоедавшая ему дорогой расспросами. Бабенка законфузилась и стала было отнекиваться, но, высказав всё предписанное приличием, под
конец встала, выпила учтиво,
в три хлебка, как пьют женщины, и, изобразив чрезвычайное страдание
в лице, отдала рюмку и поклонилась Степану Трофимовичу. Он с важностию отдал поклон и воротился за стол даже с гордым видом.
Добрый властитель Москвы по поводу таких толков имел наконец серьезное объяснение с обер-полицеймейстером; причем оказалось, что обер-полицеймейстер совершенно не знал ничего этого и, возвратясь от генерал-губернатора, вызвал к себе полицеймейстера,
в районе которого случилось это событие, но тот также ничего не ведал, и
в конце концов обнаружилось, что все это устроил без всякого предписания со стороны начальства толстенький частный пристав, которому обер-полицеймейстер за сию проделку предложил подать
в отставку; но важеватый друг актеров, однако, вывернулся: он как-то долез до генерал-губернатора,
встал перед ним на колени, расплакался и повторял только: «Ваше сиятельство!
Но когда пышно одетая барышня, вся
в кружевах и лентах, грациозно
встала на другом
конце доски, а я гордо оттолкнулся палкой от земли, проклятая половица завиляла под нами, и барышня нырнула
в пруд.
«Чем погибать медленно, так не лучше ли избрать более краткий путь?» Он уже хотел
встать, чтобы исполнить свое страшное намерение, но
в это время
в конце аллеи послышался скрип шагов, отчетливо раздавшийся
в морозном воздухе.
« — Не своротить камня с пути думою. Кто ничего не делает, с тем ничего не станется. Что мы тратим силы на думу да тоску?
Вставайте, пойдем
в лес и пройдем его сквозь, ведь имеет же он
конец — всё на свете имеет
конец! Идемте! Ну! Гей!..
Негров
встал в ознаменование
конца заседания и сказал...
В конце первого акта приходит посланный и передает письмо от мужа Онихимовской, который сообщает, что жена лежит вся
в жару и
встать не может.
В антракт Тургенев выглянул из ложи, а вся публика
встала и обнажила головы. Он молча раскланялся и исчез за занавеской, больше не показывался и уехал перед самым
концом последнего акта незаметно. Дмитриев остался, мы пошли
в сад. Пришел Андреев-Бурлак с редактором «Будильника» Н.П. Кичеевым, и мы сели ужинать вчетвером. Поговорили о спектакле, о Тургеневе, и вдруг Бурлак начал собеседникам рекомендовать меня, как ходившего
в народ, как
в Саратове провожали меня на войну, и вдруг обратился к Кичееву...
Она молчала,
в замешательстве теребя веер. Ее выручил подлетевший к ней молодой инженер. Она быстро
встала и, даже не обернувшись на Боброва, положила свою тонкую руку
в длинной белой перчатке на плечо инженера. Андрей Ильич следил за нею глазами… Сделав тур, она села, — конечно, умышленно, подумал Андрей Ильич, — на другом
конце площадки. Она почти боялась его или стыдилась перед ним.
Итак, повторяю: тихо везде, скромно, но притом — свободно. Вот нынче какое правило!
Встанешь утром, просмотришь газеты — благородно."Из Белебея пишут","из Конотопа пишут"… Не горит Конотоп, да и шабаш! А прежде — помните, когда мы с вами, тетенька,"бредили", — сколько раз он от этих наших бредней из
конца в конец выгорал! Даже"Правительственный вестник" — и тот
в этом отличнейшем газетном хоре каким-то горьким диссонансом звучит. Все что-то о хлебах публикует: не поймешь, произрастают или не произрастают.
— Но, простите, я не знаю, при чем тут Красновский, — сказал я, тоже
вставая и подходя к картине
в другом
конце кабинета.
Дети начали кланяться
в землю, и молитва, по-видимому, приходила к
концу. Дорушка заметила это: она тихо
встала с колен, подняла с травы лежавший возле нее бумажный мешок с плодами, подошла к окну, положила его на подоконнике и, не замеченная никем из семьи молочной красавицы, скоро пошла из садика.
Я
встал, не дождавшись
конца лекции, и вышел. И почти тотчас же раздался оглушительный дружный гром аплодисментов. Он встревожил старика субинспектора, который семенил с вытянутым лицом к первой аудитории. Но, разобрав,
в чем дело, он перевел дух и сказал с облегчением...
Он старался придумать способ к бегству, средство, какое бы оно ни было… самое отчаянное казалось ему лучшим; так прошел час, прошел другой… эти два удара молотка времени сильно отозвались
в его сердце; каждый свист неугомонного ветра заставлял его вздрогнуть, малейший шорох
в соломе, произведенный торопливостию большой крысы или другого столь же мирного животного, казался ему топотом злодеев… он страдал, жестоко страдал! и то сказать: каждому свой черед; счастие — женщина: коли полюбит вдруг сначала, так разлюбит под
конец; Борис Петрович также иногда вспоминал о своей толстой подруге… и волос его
вставал дыбом: он понял молчание сына при ее имени, он объяснил себе его трепет…
в его памяти пробегали картины прежнего счастья, не омраченного раскаянием и страхом, они пролетали, как легкое дуновение, как листы, сорванные вихрем с березы, мелькая мимо нас, обманывают взор золотым и багряным блеском и упадают… очарованы их волшебными красками, увлечены невероятною мечтой, мы поднимаем их, рассматриваем… и не находим ни красок, ни блеска: это простые, гнилые, мертвые листы!..
Мы
встали и пошли бродить по комнатам.
В конце анфилады их широкая дверь вела
в зал, назначенный для танцев. Желтые шелковые занавески на окнах и расписанный потолок, ряды венских стульев по стенам,
в углу залы большая белая ниша
в форме раковины, где сидел оркестр из пятнадцати человек. Женщины, по большей части обнявшись, парами ходили по зале; мужчины сидели по стенам и наблюдали их. Музыканты настраивали инструменты. Лицо первой скрипки показалось мне немного знакомым.
Рыбак через несколько времени, не менее как через полчаса, подтащил к себе за бечевку верхний
конец шеста, взял его
в обе руки,
встал на ноги и опять притиснул; но щука уже не бросилась так быстро, как
в первый раз, а сделала небольшое движение сажен на шесть вперед, побилась, остановилась и совершенно затихла.
Двое рабочих
в кожаных передниках, с тяжелыми железными клещами
в руках,
встали на противоположных
концах катальной машины, тележка с болванкой подкатилась, и вяземский пряник, точно сам собой, нырнул
в ближайшее, самое большое между катальными валами отверстие и вылез из-под валов длинной полосой, которая гнулась под собственной тяжестью; рабочие ловко подхватывали эту красную, все удлинявшуюся полосу железа, и она, как игрушка, мелькала
в их руках, так что не хотелось верить, что эта игрушка весила двенадцать пудов и что
в десяти шагах от нее сильно жгло и палило лицо.
В это время я, не имея ничего, терпел крайность, а Горб-Маявецкий разживался порядочно. Купил новый дом, и лучше прежнего; жена стала наряднее, и даже коляска завелась; умножилось и детей; Анисиньку отдали
в девичье училище (о маменька! Что, если бы вы
встали из гроба и узнали, что барышень учат
в училищах — как бы вы громко произнесли: тьфу! и, посмотревши, что этакое зло делается во всех четырех
концах вселенной, следовательно, не знавши, куда бы преимущественно плюнуть, вы бы снова померли!).
Батенька, как были очень благоразумны, то им первым на мысль пришло: не слепцы ли это поют? Но, расслушав ирмолойное искусство и разительный, окселентующий голос пана Тимофтея, как сидели
в конце стола,
встали, чтоб посмотреть, кто это с ним так сладко поет? Подошли к дверям, увидели и остолбенели… Наконец, чтоб разделить радость свою с маменькою, тут же у стола стоявшею, отозвались к ней...
Кистер сложил и запечатал письмо,
встал, подошел к окну, выкурил трубку, подумал немного и вернулся к столу. Он достал небольшой листок почтовой бумаги, тщательно обмакнул перо
в чернила, но долго не начинал писать, хмурил брови, поднимал глаза к потолку, кусал
конец пера… Наконец, он решился — и
в течение четверти часа сочинил следующее послание...
В конце ужина, когда все
вставали из-за стола, Барнум крепко хлопнул клоуна по плечу и сказал...
Дилетаев
вставал, ходил, садился около Фани и целовал ее руки; под
конец явления Юлий Карлыч и Матрена Матвевна захлопали
в ладош «, и последняя поклялась к завтрашнему же дню так же твердо выучить роль, как Фани, и просила Аполлоса Михайлыча приехать поутру поучить ее.
Улан слушал внимательно рассказ о мошенниках, но
в конце его
встал и велел потихоньку подать карты. Толстый помещик первый высказался.
Море широко и глубоко;
конца морю не видно.
В море солнце
встает и
в море садится. Дна моря никто не достал и не знает. Когда ветра нет, море сине и гладко; когда подует ветер, море всколыхается и станет неровно. Подымутся по морю волны; одна волна догоняет другую; они сходятся, сталкиваются, и с них брызжет белая пена. Тогда корабли волнами кидает как щепки. Кто на море не бывал, тот богу не маливался.